Бил Брайсон
В ВЫЖЖЕНОЙ СОЛНЦЕМ СТРАНЕ
Предисловие
Практически неизвестная
поэтесса Доротея Макеллар в 1908 году отправила в редакцию лондонского журнала «Зритель»
стихотворение «Стержень моего сердца». Впоследствии, стихотворение было
переименовано в «Моя страна», и оно стало возможно одним из самых любимых
стихотворений, и уж наверняка наиболее многократно заученным и цитируемым
школьным стихотворением австралийской литературы. И все это из-за второго
четверостишья:
Иссушенная солнцем, печальная земля,
Где горы в рванных ранах и ржавые поля.
Ты стала мне дороже за горизонтом дней,
Страна безумных засух и проливных дождей. (Перевод: Т.
Обухова)
Пишу я здесь об этом по двум
причинам: во-первых, чтобы отдать тем самым долг госпоже Макеллар, давшей мне
идею как назвать книгу, и во-вторых, надеясь предвосхитить десять тысяч или
около того писем от читателей указывающих, что правильно - «Иссушенная солнцем». Я знаю, что так
говорится в стихотворение у Макеллар, но тем не менее моя книга названа иначе.
Я никогда еще не был благодарен
всей нации целиком за помощь в написании книги, но я никогда ранее и не получал
такое количество великодушной и спонтанной помощи и поддержки от столь многих
людей, как Там Внизу. Так что спасибо, Австралия.
Часть первая
На задворках
Глава 1
I
В
самолете на пути в Австралию я со вздохом заметил, что опять забыл имя их
премьер министра. Я постоянно забываю имена их премьер министров: вверяю имя
своей памяти и забываю (как правило, практически, моментально), после чего
испытываю ужасное чувство вины. Но я считаю, что должен быть хоть один человек
за пределами Австралии, который помнит, как зовут австралийского премьера.
Однако
Австралия – это страна, которую очень сложно отслеживать. Несколько лет назад,
во время моего первого посещения Австралии, я коротал время длительного
перелета за чтением книги об истории политики Австралии в 20 веке и столкнулся
с невероятным фактом: в 1967 году премьер министр Харольд Холт, прогуливаясь по
побережью в Виктории, окунулся в море и исчез. Никто никогда больше не видел
бедолагу. Этот факт кажется мне невероятным вдвойне: во-первых, потому что в
Австралии возможно вот так просто - взять и потерять премьер министра (ну вы
понимаете, что я имею в виду), и во-вторых, потому что эта история была мне
неизвестна.
На
самом деле, стыдно сказать, как мало внимания мы обращаем на нашу дорогую двоюродную
сестрицу Там Внизу. И, разумеется, у этого есть свои причины. Ее население,
которое всего нескольким больше чем каких-то 18 миллионов[1], - мизерно по мировым
стандартам. Ежегодный прирост населения в Китае и тот больше. Соответственно,
она находится на задворках мировой экономики. Как независимая экономическая
единица она на одном уровне со штатом Иллинойс. Австралийский спорт не
представляет для нас большого интереса, последняя телевизионная драма из
Австралии, которую мы смотрели, была «Скиппи». Время от времени мы получаем от
туда что-нибудь полезное – опалы, шерсть, Эрол Флин[2], бумеранги. Впрочем,
ничего такого, без чего невозможно обойтись. И в довершение всего Австралия
ничего не нарушает, она стабильна, миролюбива и хороша. У них нет переворотов,
они не расходуют безрассудно рыбные ресурсы, не продают оружие тоталитарным
режимам, не выращивают кокаин в провоцирующих количествах и не пытаются в
дерзкой и непристойной манере оказать влияние на соседние страны.
Но
даже принимая во внимание все вышесказанное, наше пренебрежение состоянием дел
в Австралии весьма любопытно. На этот раз, перед тем как отправиться в
путешествие, я пошел в местную библиотеку в Нью-Хемпшире и, чтобы понять,
насколько Австралия была объектом нашего внимания за последние годы, поискал
статьи об Австралии в каталогах газеты Нью-Йорк Таймс. Я начал с подшивки за
1997 год просто потому, что она лежала на столе открытой. В 1997 году по всем
возможным темам – политике, спорту, путешествиям, приближающимся Олимпийским
играм в Сиднее, еде и винам, искусству, некрологам – в Таймсе нашлось всего 20
статей, посвященных преимущественно Австралии. Для сравнения: в тот же период
Таймс опубликовал 120 статей о Перу, 150 или около того об Албании и столько же
о Камбоджи, более 300 о каждой из двух Корей и свыше 500 об Израиле. В
приоритетах нашего внимания Австралия занимает то же место, что Беларусь и
Бурунди. Если говорить по темам, то наибольшей популярностью пользовались темы:
воздушные шары и их запускатели, церквь Саентологии[3], собаки (но не езда в
упряжке), Барнейз, ЛТД и Памела Харриман -
дипломат и видный общественным деятель, почившая в сентябре 1997 года. Это
кончина была настолько важна, что о ней упомянуто чутьли не 33 раза. Грубо
говоря, в 1997 году Австралия была для нас немного важнее бананов, но не столь
важна, сколь мороженное.
Как
выяснилось позже, 1997 год для австралийских новостей был достаточно удачным. В
1996 Австралия стала предметом новостей всего девять раз, а в 1998 и того менее
– шесть. Австралийцы не выносят наше невнимание к ним, и я не могу их в этом
винить. Австралия – это страна, где случаются интересные происшествия. И они
случаются постоянно.
Посмотрите
хотя бы на одно происшествие, которому удалось прорваться на полосы Таймса в
1997 году, хотя оно и было размещено на третьей полосе в разделе «все, что не
понятно, куда поместить». Согласно докладу, написанному репортером Таймса, в
январе этого года ученые рассматривали возможность того, что загадочный
сейсмический толчок, произошедший в австралийской глубинке почти четыре года
назад, был не что иное, как ядерный взрыв, произведенный членами японской
апокалиптической религиозной секты Аум Синрикё[5].
28 мая
1993 года в 11:03 вечера стрелки всех сейсмографов Тихого океана дернулись и
зафиксировали сильный толчок, произошедший рядом с местечком, называемым
станция Банджаварн, находящаяся в Великой Пустыне Виктории, расположенной в
Западной Австралии. Некоторые дальнобойщики и старатели, а, в сущности, только
они и находятся на этих одиноких просторах, заявили о том, что видели вспышку и
почувствовали или услышали гул мощного, но удаленного взрыва. Один из них
заявил, что банка пива вытанцовывала на столе в его палатке.
Проблема
заключалась в том, что произошедшему не было ни одного доходчивого объяснения.
Показания сейсмографов не соответствовали ни землетрясениям, ни взрывам,
проводимым для разработок рудников. К тому же, мощность взрыва была в 170 раз
больше, чем какой-либо из ранее зафиксированных взрывов горнодобывающей
промышленности в Западной Австралии. Удар связывали с падением крупного
метеорита, но в этом случае должна была бы остаться воронка на сотни футов[6] в диаметре, которой
найдено не было. В результате ученые поломали головы в течение дня или двух, а
затем отложили это дело в сторонку как необъяснимый феномен, загадочное
явление, которые, вероятно происходят, время от времени.
Затем в 1995 году Аум Синрике неожиданно
прославилась, напустив ошеломляющее количество нервнопаралитического газа
зарина в токийский метрополитен, и тем самым убив 12 человек. В последующих
расследованиях выяснилось, что в число владений секты входило 500 акров земли в
пустыне Западной Австралии, где и произошел загадочный инцидент. Официальные
представители нашли там лабораторию, оборудованную сверхсложной аппаратурой, и
следы того, что члены секты добывали уран. Параллельно с этим выяснилось, что
Аум наняла двух инженеров атомщиков из бывшего Советского Союза. Открыто
признанной целью секты было разрушение мира, и похоже, что взрыв в пустыне –
был репетицией взрыва в Токио.
Это,
конечно, мое личное мнение: страна, в которой пропадают премьер-министры,
которая настолько огромна и пустынна, что кучка энтузиастов-любителей могла
создать первое в мире негосударственное атомное оружие, которое было обнаружено
только спустя четыре года, – это страна*,
которую определенно стоит знать.
* Любопытно то, что ни одна из Австралийских газет не ухватилась за эту новость, и сам Нью-Йорк Таймс больше к ней никогда не возвращался, поэтому что на самом деле произошло в пустыне - остается загадкой. Аум Синрике продала свою собственность в пустыне в 1994 году, то есть спустя 15 месяцев после взрыва, но за 7 месяцев до того, как она обрела славу после зариновой атаки в токийском метро. Нет никаких данных о том, была ли проведена такая, казалось бы, сама собой разумеющаяся процедура, как замеры радиационного уровня в районе станции Банджарван какими-либо официальными организациями или нет (примечание автора)
И
именно потому, что мы знаем так мало об этой стране, некоторые факты об
Австралии не будут лишними:
Австралия - шестая в мире по
величине страна и самый большой остров в мире. Это единственный остров, который
является и континентом, и единственный континент, который является страной. Это
единственный и последний континент, который был покорен с моря. И это
единственная нация, которая в начале своей истории была тюрьмой.
Австралия – это дом самого
большого на Земле живого существа – Большого барьерного рифа, самого крупного
на земле каменного монолита – Айрес Рок (в настоящее время официальным
названием стало Улуру. Это более уважительное название, данное аборигенами). В
Австралии более, чем где-либо на земле, живых существ, которые могут вас убить.
Все десять самых ядовитых змей мира живут в Австралии. Пять самых ядовитых в
мире живых существ: сиднейский воронковый паук, кубомедузы, синекольчатые осьминоги, паралитически-токсичный
клещ и каменная рыба - живут в Австралии. Это страна, где даже пушистенькие
гусенички могут свалить вас токсичным уколом, а морские раковины не просто
случайно ужалят вас, а в некоторых случаях будут намеренно вас атаковать.
Попробуйте взять в руки конусную морскую ракушку на пляже в Квинсленде, как
делают многие легкомысленные туристы, и вы обнаружите, что маленький червячок,
находящийся внутри, не только необычайно обидчив и раздражителен, но и
чрезвычайно ядовит. Если вас никто неожиданно не ужалил или не укусил до
смерти, то вас может съесть акула или крокодил, или вас, беспомощного, унесет
непреодолимое течение, или вы заплутаете, и вас подкараулит унылая смерть на
бескрайних задворках Австралии. Это суровая страна.
А также древняя. С момента
образования Великого разделительного хребта – низких, но глубоко цепляющих своей красотой гор,
тянущихся по восточному побережью, за 60 миллионов единственное, чего не
наблюдалось в Австралии, так это геологического покоя. Всё, что образовывалось
в результате геологических преобразований, осталось там, где ему случилось
образоваться. Поэтому древнейшие объекты, которые когда-либо были найдены на
земле - самые древние каменные породы и ископаемые, древнейшие следы живых существ
и древнейшие русла рек, первые едва уловимые признаки зарождающейся жизни, -
все это находятся в Австралии.
С определенного периода в
неизмеримо долгом прошлом Австралии – возможно, сорок пять тысяч или шестьдесят
тысяч лет назад, но определенно до того, как в Европе и обеих Америках
появились современные люди - в Австралию по-тихому вторглись непостижимо
загадочные люди – аборигены, которые не имеют ни лингвистического, ни расового
сходства с их соседями по региону. Их присутствие на континенте может быть
объяснено только, если предположить, что для того, чтобы совершить переход, они
изобрели и усовершенствовали навыки мореходства на тридцать тысяч лет раньше,
чем кто бы то ни было другой. После этого они забыли или отказались от всего,
что знали о мореходстве, и никогда более не утруждали себя выходом в открытое
море.
Заселение аборигенами Австралии
– настолько единично, невероятно, и тем и неудобно для изучения, что многие
исторические исследования только слегка упоминают этот факт, уделяя ему один
или два параграфа, и тут же переходят ко второму, более понятному вторжению.
Второе вторжение начинается с прибытия к заливу Ботану капитана Джеймса Кука на
его маленьком отважном судне «Стремление» в 1770 году. Мы не станем обращать
внимание на то, что капитан Кук никогда не открывал Австралии, и что на момент
прибытия судна на континент он не был даже в звании капитана. Это неважно.
Важно то, что для многих людей, включая австралийцев, история континента
начинается именно с этого момента.
Мир, который англичане
обнаружили, был перевернут: времена года были вывернуты наизнанку, созвездия
тоже, кроме того, многие из них никто никогда не видел даже на широтах вблизи
Тихого океана. Многие живые существа выглядели так, будто они неправильно
прочитали инструкцию по эволюционному развитию. Они не бегали, не скакали, не
галопировали, они пружинисто подпрыгивали как оброненные мячики – и это была их
главная особенность. Континент был населен невообразимыми существами. Там были
рыбы, которые могли взбираться на деревья, летающие лисы (позднее выяснилось,
что это были просто крупные летучие мыши), огромные ракообразные, в раковины
которых мог полностью спрятаться взрослый человек.
Если сказать в двух словах, то
в мире не было места, подобного Австралии. И нет до сих пор. Восемьдесят
процентов из того, что живет и произрастает в Австралии, вы не найдете ни в
какой другой точке мира. Более того, все это живет и произрастает в изобилии,
несовместимом с суровостью окружающей природы. Среди всех известных континентов
Австралия – самая сухая, самая плоская, самая жаркая, неплодородная и климатически
агрессивная (только Антарктида еще более враждебна к проявлениям жизни). Она
настолько инертна, что даже почва в Австралии фактически является ископаемым.
И, несмотря на это, в Австралии в неограниченных количествах кишат различные
формы жизни. Возьмем только насекомых. Ученые даже приблизительно не могут
сказать, составляет ли общее число всех насекомых сто тысяч или вдвое больше
этого. Одна треть всех видов до сих пор абсолютно неизвестна научному миру. В
отношении пауков пропорциональное соотношение неизвестных видов возрастает до
80 процентов.
Я упомянул здесь насекомых,
потому что есть у меня одна история про букашку называемую Нотомермеция макропс
(Nothomyrmecia macrops). Эта
история хоть и является отступлением от темы, но, на мой взгляд, прекрасно
иллюстрирует, насколько исключительна Австралия. Это, конечно, байка, но весьма
занятная байка, поэтому вам придется потерпеть и выслушать ее.
В 1931 году на перешейке Кэйп
Эрид в западной Австралии группа натуралистов-любителей бродила по поросшей унылым
кустарником пустыне и обнаружила насекомое, которое никто ранее не видел. Оно
слегка напоминало муравья, но было бледно желтого цвета. У него были странные,
блестящие, неопределенно посаженные глаза. Несколько насекомых были отловлены,
и так они оказались в лаборатории Национального Музея Виктории в Мельбурне, где
их классифицировали как Нотомермеция. Так как всем было известно, что эти
насекомые не существовали на земле уже более сотни миллионов лет, открытие
вызвало всеобщее волнение. Нотомермеция - это реликтовые муравьи, живые
ископаемые, которые дошли до нас со времен, когда муравьи эволюционировали из
ос. Говоря энтомологическим языком, событие это было столь же восхитительно,
как если бы было обнаружено стадо трицератопсов, мирно пасущихся на удаленной
зелёной лужайке.
Тут же была собрана экспедиция,
но, несмотря на самые скрупулёзные поиски, муравьиная колония в Кэйп Эрид
обнаружена не была. Последующие поиски также не увенчались успехом. Почти
спустя полвека, когда американские ученые планировали отправиться на поиски
муравья и, скорее всего, эта экспедиция была бы оснащена столь
высокотехнологичным оборудованием, что все австралийские попытки найти муравья
выглядели бы любительскими и плохо организованными, ученые из Канберры решили
сделать последнюю попытку. Так группа австралийских ученых отправилась через
всю страну на поиски.
На второй день после начала
экспедиции, когда они ехали через южную австралийскую пустыню, мотор одной из
машин начал дымиться и захлебываться, что привело к вынужденной внеплановой
ночёвке в одиноком местечке, называемом Пучера. Один из энтомологов, Боб
Тейлор, отошел, чтобы подышать свежим воздухом, освещая себе дорогу карманным
фонариком. Вы можете представить себе его восторг, когда на одном из эвкалиптов
за лагерем он обнаружил колонию не спеша ползущих Нотормецея.
А теперь подумайте об этом с
точки зрения теории вероятности. Тейлор и его коллеги были удалены на сотни
миль от места, где они намеревались искать муравьев. Три миллиона квадратных
миль австралийских пустот окружали их. И один из немногих людей в мире, способных
идентифицировать это насекомое, случайно заметил одно из самых редких и
тщательно разыскиваемых насекомых на земле. Насекомое, которое всего лишь раз
было найдено живым, и то это было полвека назад. И все это смогло произойти
просто потому, что у них сломалась машина в том самом месте, где она сломалась.
Нотормеция так и не была найдена в местности, где она была обнаружена в первый
раз.
Ну, вы поняли, что я имею
ввиду. Это страна, которая до головокружения пустынна, и в то же время
заполнена до отказа всевозможными живыми существами: интересными, древними,
необъяснимыми и теми, которых еще предстоит обнаружить.
Поверьте мне, это необычайно
увлекательное место.
II
При перелете из Северной
Америки в Австралию, хотите вы этого или нет, но у вас заберут один день. Я
вылетел из Лос-Анджелеса третьего января и спустя 14 часов приземлился в
Сиднее, но это было уже пятое января. Четвертое января для меня пропало.
Бесследно пропало. Я даже не знаю, куда оно делось. Я только знаю, что мои
двадцать четыре часа были изъяты из истории земли.
Я нахожу это слегка
безыскусным. Я имею в виду, что если бы где-нибудь на билете было помечено
«Пассажиры предупреждены, что при пересечении временных поясов возможна потеря
24 часов» (эту фразу они, разумеется, напишут в своей обычной манере: не говоря
конкретно, а так как будто это случается не всегда, а только время от времени),
то можно было бы навести справки, остановив кого-нибудь из администрации компании.
Хотя нужно заметить – в том, что твоя физическая форма перестает на время
существовать и это нисколько не больно, есть определенный метафизический
комфорт. И если быть до конца честным, то этот потерянный день вам возвращают
на обратном пути, когда самолет прибывает в Лос-Анджелес, каким-то образом,
раньше того времени, когда он покинул Сидней. И это, конечно, еще более
невероятный фокус.
Я смутно представляю себе, как
это происходит: где-то должна быть демаркационная линия отделяющая конец одного
дня от начала другого, и странности неизбежно случаются тогда, когда вы
пересекаете эту линию. Я это все пониманию, но тем ни менее каждый раз, когда я
путешествую между Америкой и Австралией, я не могу отделаться от мысли, что
имею дело с чем-то абсолютно невероятным. Как бы вы не концентрировались на
своем питании и как бы вы не тренировали свое тело, изнуряя его подъемами по
лестницам, вы никогда не сможете быть в настолько хорошей форме, чтобы
перестать занимать место в пространстве на 24 часа или достигнуть второй
комнаты до того, как вы покинули первую.
Поэтому сам прилет в Австралию
дает вам определенное чувство достижения: удовольствие и удовлетворение от
возможности шагнуть из аэропорта в мир ослепительного солнечного света обратной
стороны земли и осознать, что все ваши бесчисленные атомы, исчезнувшие и
неучтенные всего некоторое время назад, пересобраны вполне терпимо (ну за
исключением чуть менее полуфунта нервных клеток, которые были потеряны за
просмотром фильмов Брюса Уилиса в самолете). В таких обстоятельствах приятно обнаружить
себя где угодно. Но оказаться при этом в Австралии – это дополнительный бонус.
Позвольте мне сказать прямо: я
люблю Австралию, я бесконечно обожаю ее, и каждый раз, когда я приезжаю сюда,
она удивляет меня. В данном случае то, что у нас так мало информации об
Австралии, является положительным фактором: прилетая сюда, я каждый раз с
приятным удивлением обнаруживаю, что Австралия находится все там же. Предыдущий
опыт и культурный инстинкт подсказывает, что когда мы едем в такую даль, то на
том конце пути мы, по крайней мере, должны увидеть верблюдов, неторопливо
несущих наездников на своих спинах, или надписи на непонятном языке, или мужчин
в расписных балахонах, пыхтящих кальяном и распивающих кофе из чашек величиной
с наперсток, или громыхающий автобус и дорогу в рытвинах, а также встретить реальную
возможность подхватить какую-нибудь болезнь от соприкосновения с любым
предметом, до которого мы дотронемся. В Австралии этого нет. Австралия чиста и
комфортна, а главное - узнаваема. За исключением привычки мужчин после
определенного возраста ходить везде в гольфах и шортах, они абсолютно такие же,
как вы и я. И это замечательно. Это вселяет оптимизм. И за это я люблю
Австралию.
Разумеется, есть и другие
причины, которые я вам с радостью поведаю. Люди там невероятно приятные:
жизнерадостные, открытые, остроумные и обязательные. Города – чистые и
безопасные, и практически всегда построены близ воды. В обществе царит порядок,
закон и равноправие. Экономика процветает. Еда – замечательная. Пиво – холодное.
Практически всегда солнечно, а кофейни можно найти на каждом углу. Руперт
Мердок[7] здесь больше не живет.
Редко где жизнь устроена лучше, чем здесь.
Это мой пятый приезд в
Австралию, и в этот раз впервые я собрался попутешествовать по настоящей
Австралии и посмотреть пустынные, изжаренные бесконечные равнины,
простирающиеся между двумя побережьями. Мне всегда было неясно, отчего люди,
рекомендуя вам посмотреть на «настоящую» страну, всегда советуют отправиться в
безлюдные углы, в которых ни один нормальный человек жить не станет. Но тем не
менее вы не можете сказать, что были в Австралии, пока вы не побывали на ее
задворках.
Я намеревался отправиться туда
самым комфортабельным способом – на легендарной Индо-Тихоокеанской железной
дороге, ведущей из Перта в Сидней. Индо-Тихоокеанская железная дорога –
королева железных дорог в южном полушарии, она тянется на 2720 прекрасно
обустроенных миль через одну треть страны: Нью Саус Уэллс, Южную Австралию, Западную
Австралию. Сначала поезд осторожно пробирается через Голубые Горы, неторопливо
раскачиваясь под бескрайнем небом царства овец, затем некоторое время он идет
вдоль реки Дарлинг в направлении к Муррею, а от Муррея далее к Аделаиде, и в
конце концов пересекает грандиозную равнину Нуларбар, следуя к золотым копям
Калгари, и, в завершение, удовлетворенно переведя дух, прибывает в Перт. Больше
всего я хотел увидеть невообразимые, губительные просторы пустыни Нуларбар.
Я согласился написать статью
для цветного издания «Лондон мэйл он
Сандей», которое намеревалось посвятить один выпуск Австралии. Я в любом случае
собирался ехать в Австралию для написания этой книги, поэтому предложение издания
стало всего лишь приятным бонусом, возможностью попутешествовать в
комфортабельных условиях за чужой счет. Для меня это было чертовски
привлекательным. Таким образом, со следующей недели я буду путешествовать в
компании молодого английского фотографа – Тревора Рей Харта. Он прибудет завтра
из Лондона, и я впервые встречусь с ним.
Но прежде всего у меня был
выходной день, чему я был чрезвычайно рад. До этого я приезжал в Сидней только
с презентациями моих книг, и мое знакомство с городом ограничивалось поездками
на такси по районам Алтимо и Аннадал. Город мне удалось посмотреть только один
раз в мой первый приезд, когда сотрудник местной редакции великодушно пригласил
меня проехаться по городу на машине вместе с его женой и двумя дочками, а я
опозорил себя, заснув в машине. Я заснул не потому, что мне было неинтересно, и
не потому, что я пренебрежительно отнесся к данной поездке. Я только приехал в
Австралию, да и день был теплый. По несчастной случайности, нужно отметить
довольно быстро, разница во времени дала себя знать, и я впал в кому.
Мне неприятно в этом
признаваться, но когда я сплю, меня трудно назвать очаровательным. Многие люди,
когда засыпают, выглядят так, как будто им необходимо одеяло, я же выгляжу так,
как будто мне необходима медицинский помощь. Я выгляжу так, как будто мне ввели
экспериментальное сильнодействующее средство для расслабления мышечных тканей.
Мои ноги забавно разъезжаются, руки свисают до пола, а все, что находилось
внутри организма - язык, слюни, воздух, скопившийся в пищеводе, - решает
вырваться наружу. Время от времени моя голова, подобно голове игрушки-болванчика,
наклоняется вперед, обильно поливая слюной мои брюки. После чего, она
возвращается назад, что сопровождается звуками подобными наполняющемуся туалетному
бачку. Да, и я храплю. Храплю неисправимо громко, как герои мультфильма: с
пузырями, вздувающимися на то и дело шлепающих губах. Кроме того, я неестественно
цепенею, что вызывает беспокойство всех видящих это. Затем, после драматически
выглядящего оцепенения, я начинаю дергаться в конвульсиях, которые напоминают
разве что реакцию человека, сидящего на включенном электрическом стуле. В довершение,
я пронзительно вскрикиваю несколько раз и просыпаюсь, чтобы обнаружить, что все
в радиусе сотни футов застыли, а дети до восьми лет вцепились в своих мам. В
общем, это тяжелое ярмо.
Не знаю точно, сколько времени
я спал в машине, но уверен, что достаточно долго. Все, что мне известно, это
то, что когда я проснулся, в машине стояла гнетущая тишина. Эта тишина давала
понять, что мои хозяева уже довольно долго возили по городу огромное,
бесформенное чучело, принимающее комичные позы.
Я молча огляделся, не совсем
понимания, кто эти люди вокруг меня, прокашлялся и занял подобающее положение.
- Мы думали, что вы
проголодались, - тихо сказал мой гид, когда заметил, что я уже приостановил
свою амбициозную попытку залить слюной его машину.
- Было бы неплохо пообедать,- ответил
я тихим, несчастным голосом, и одновременно с ужасом обнаружил, что гигантская
четырехсотфунтовая муха залила меня слюной с ног до головы. Чтобы перевести
внимание с моего промокшего одеяния и одновременно показать свою
заинтересованность в экскурсии, я спросил более бодрым голосом: Это все еще
залив Ньютрал?
Мой гид непроизвольно фыркнул,
как если бы он неудачно сглотнул, а затем с педантичной точностью заметил: Нет,
это Довер Хейтс. Залив Ньютрал мы проехали ..., - он помедлил только для того,
чтобы сформулировать мысль и продолжил: не так давно.
- Ааа,- сказал я со скорбным
лицом, как будто бы я пытался понять, как мы умудрились потерять столько
времени.
- На самом деле, довольно
давно.
- Ааа...
Всю дорогу до ресторана мы
молчали. Обед прошел в более приятной атмосфере. Мы обедали в знаменитом рыбном
ресторане неподалеку от пирса залива Уатсон. Затем взобрались на вздымающуюся
над входом в порт скалу, изъеденную волнами, чтобы полюбоваться Тихим Океаном. На обратном пути из окна автомобиля открылся
вид на, без преувеличений, красивейший в мире залив: голубую воду, скользящие
по ее глади яхты, и виднеющуюся в отдалении стальную арку моста и жизнерадостно
выглядывающий из-за нее оперный театр. Сиднея я так как следует и не посмотрел,
а на следующий день мне нужно было лететь в Мельбурн.
Как вы понимаете, я был
настроен восполнить этот пробел в мой нынешний приезд. Сиднейцы знамениты своим
неутолимым желанием знакомить с городом всех приезжих, и в этот раз я получил
любезное приглашение от Деридре Маккен – журналистки из Сидней Морнииг Херальд.
Деридре, энергичная и жизнерадостная женщина средних лет, и молодой фотограф Глен
Хант, с которым она пришла, встретили меня в лобби моей гостиницы, и мы пешком
отправились в Сиднейский музей. Сиднейский музей был стильным и лоснился
новизной. Экспозиция выглядела одновременно увлекательной и поучительной, хотя
не была ни тем, ни другим. Художественно оформленные витрины, артефакты
иммигрантской жизни сменялись залами, где стены были обклеены популярными журналами
пятидесятых годов прошлого столетия, но было совсем не ясно, какие выводы из
всего увиденного можно было вынести. Это компенсировал прекрасный кофе-лате в
кафетерии при музее. За кофе Деридре рассказала о наших планах на день. День
обещал быть занятым.
Первым делом мы должны были
отправиться к причалу Серкюлар, и оттуда на корабле пересечь гавань и добраться
до причала «зоопарк Торонга». Но в зоопарк мы не собирались. Вместо этого мы собирались
совершить пешую прогулку по бухте Литтле Сириус, а затем по отвесным, поросшим
джунглями холмам и таким образом добраться до дома Деридре. Там Деридре
собиралась взять полотенца и буги-борд, а затем на машине отправиться в Мэнли –
пляж, выходящий к Тихому океану, где мы должны были пообедать, а затем покататься
на буги-борд, после чего направиться...
- Позвольте мне перебить, -
перебил я: что такое буги-борд?
- О, это так здорово. Вам
понравится, - сказала Деридре жизнерадостно, но немного уклончиво.
- Замечательно. Но что это
такое?
- Это водный вид спорта. Это
так здорово. Правда ведь, Глен?
- Да, - согласился Глен. Как и
все фотографы, получающие деньги за хорошие коллекции фотографий, он,
беспрестанно щелкая фотоаппаратом, делая очередное бесконечное множество
снимков. Клик-клик-клик – сделал он три абсолютно идентичных снимка меня,
разговаривающего с Деридре.
- А что это в себя включает? -
настаивал я.
- Это доска, которая немного
меньше, чем доска для серфинга. Ты ложишься на нее и гребешь вглубь, ловишь
волну побольше и едешь на ней до самого берега. Это совсем нетрудно. Тебе
понравится.
- А как насчет акул?- спросил я
стесненно.
- Ой, да там почти нет акул. Глен,
когда последний раз акула нападала на человека в Мэнли?
- Сто лет назад, - вдумчиво
сказал Глен, и прибавил: ну, пару-тройку месяцев назад, как минимум.
- Пару месяцев?- вскрикнул я.
- Как минимум. Опасность акул
сильно преувеличивают, - прибавил Глен, и подчеркнул: Сильно преувеличивают.
Течений – вот чего нужно опасаться, - сказал он и продолжил фотографировать.
- Течений?
- Подводных течений, которые
идут под углом к берегу и иногда уносят людей в океан, - пояснила Деридре и
прибавила: Но не волнуйся. С тобой этого не случится.
- Почему?
- Потому что мы будем
приглядывать за тобой, - сказала она со спокойной улыбкой, допила кофе и
напомнила, что нам пора идти.
Тремя часами позже мы закончили
все намеченные мероприятия и приехали на берег пляжа Фрешуотер, расположенного
рядом с Мэнли. Это был большой залив в форме английской U,
очерченный мелкорослыми холмами. Волны, тяжело накатывающиеся из бескрайнего и
переменчивого океана, показались мне пугающе большими. На середине залива
безрассудные полоумки в костюмах для серфинга ловили волну и мчались к белым от
пены разбивающейся водной массы каменистым мысам. Ближе к берегу волны пенясь,
поглощали гребцов на буги-бордах неутомимо и с кажущимся удовольствием
бросавшихся в водоворот волн.
Поторапливаемый Деридре,
которой не терпелось окунуться в море, мы стали раздеваться до купальных
костюмов, которые Деридре заблаговременно проинструктировала нас надеть: я –
медленно и неторопливо, Деридре – энергично и жизнерадостно.
- Если тебя станет относить
подводное течение, то главное – не паниковать, - сказала Деридре.
Я посмотрел на нее и уточнил:
- Ты предлагаешь мне утонуть
по-тихому?
- Нет-нет, просто не теряй
голову. Не пытайся плыть против течения. Плыви поперек него. И если тебе это не
удалось, то взмахни рукой вот так, – и она очертила широкий полукруг рукой,
который только австралийцы могли рассматривать, как движение выполнимое в
смертельно-критической ситуации. Деридре прибавила:
- И жди, пока к тебе подплывёт
спасатель.
- А если он не подплывет?
- Он тебя обязательно заметит.
- А что если нет?
Но Деридре уже зашла в море с
буги-бордом, зажатым подмышкой.
Я стыдливо положил футболку на
песок и остался в одних плавательных шортах. Глен, наверное, никогда не видел
на австралийских пляжах столь гротескную тушку, поэтому он схватил объектив и
начал снимать крупным планом мой живот. Клик-клик-клик-клик,- удовлетворенно
пощелкивала его камера, пока я направлялся к воде.
Позвольте мне прерваться на
этом и поведать вам две коротенькие истории. Недалеко от этого самого места,
где мы сейчас находимся, в 1935 году рыбаки поймали четырнадцатифутовую бежевую
акулу и отвезли ее в океанариум в Куге. Акула поплавала день или два в своем
новом доме – аквариуме, а затем на удивление публики внезапно изрыгнула
человеческую руку. Когда эту руку видели в последний раз, она все еще
принадлежала молодому человеку по имени Джимми Смит, который, почему-то я в
этом не сомневаюсь, в свою критическую минуту широко очерчивал полукруг рукой,
прося о помощи.
А теперь история номер два. Три
года спустя в один тихий, ясный, солнечный, воскресный день на пляже Бонди,
который также находится недалеко от места, где мы собрались искупаться, из
ниоткуда пришли четыре огромные волны, каждая из которых была высотой двадцать
пять футов. Более двух тысяч человек были отнесены в море отливом. К счастью, в
тот день на берегу работали пятьдесят спасателей, которым удалось спасти
практически всех, за исключением шестерых. Да, я знаю, что мы говорим о
событиях, которые произошли много много лет назад. Но для меня это неважно. Моя
точка зрения остается неизменной: океан коварен и непредсказуем.
Со вздохом я стал заходить в
зеленую с кремовой пеной волн воду. Залив был на удивление мелким. Мы прошли
уже около сотни футов, а вода все еще была чуть выше колен, хотя даже на этой
глубине течение было невероятно сильным. Стоит потерять бдительность, и течение
сбивает с ног. Еще через пятьдесят футов мы зашли на глубину выше пояса, где
волны разбивались о гладь воды. Если не считать того, что я купался в спокойных
водах Солнечного берега в Испании, и одного заплыва в Майне, о котором я и
сейчас сожалею, то я практически не знаком с морем и саму идею погружения в
бурлящий водоворот волн считаю весьма непривлекательной. Деридре вскрикнула от
удовольствия.
Затем она показала мне, как
пользоваться буги-бордом. Это выглядело обнадеживающе легко. Когда волна
приблизилась, Деридре запрыгнула на буги-борд и заскользила на ее гребне к
берегу. Затем то же самое продел Глен, и ему удалось удержаться на волне еще
дольше. Без всяких сомнений, все это выглядело весьма увлекательно, хотя и
непросто, но я решился попробовать.
Я принял выжидающую позу, затем
запрыгнул на буги-борд, и пошел ко дну как молоток.
- Как тебе это удалось? -
искренне изумился Глен.
- Не знаю.
Я попытался еще раз, но
результат был прежним.
- Восхитительно, - сказал Глен.
В течение последующих получаса
оба моих сопровождающих смотрели на то, как я из раза в раз исчезал в пучине
волн, которые тащили меня по океанскому дну. Сначала они смотрели на меня с
удивлением, затем удивление сменилось восхищением, а потом в их глазах возникло
нечто, что можно назвать жалостью. Проведя какое-то время под водой, растерянный
и задыхающийся, я, как правило, всплывал на расстоянии от четырех футов до
одной мили от изначальной точки, и сразу же набегала другая волна и увлекала
меня вновь ко дну. Спустя какое-то время, происходящим заинтересовались люди на
берегу. Они повскакивали со своих лежаков и стали делать ставки, хотя все, в
общем-то, были согласны, что то, что я проделываю, физически не представляется
возможным.
Для меня же каждое очередное
погружение под воду было идентично предыдущему. Я старательно пытался повторить
ловкие движения, показанные мне Деридре, при этом игнорируя факт того, что я
просто тонул. Тонул раз за разом без малейшего прогресса. Не имея возможности
осознать это, я полагал, что у меня неплохо выходит. Я не могу сказать, что «я хорошо
провел время», но с другой стороны, мне непонятно, как люди могут ожидать, что
проведут время хорошо, заходя в эту коварную среду. Но я вверил себя в руки
судьбы и верил, что все это когда-нибудь закончиться.
Наверное, по причине
кислородной недостаточности я погрузился в свой маленький мирок и раз за разом
продолжал свои попытки, до тех пор, пока Деридре, прервав мои потуги, не
схватила меня за руку и сказала приглушенным голосом:
- Смотри! Голубенькие.
Глен сразу же встрепенулся и
сказал с тревогой в голосе:
- Где?
- Что такое голубенькие?- спросил
я, напуганный тем, что существует еще какая-то опасность, о которой я не был
предупрежден.
- Голубые стекляшки, -
объяснила Деридре, указывая на небольшую медузу. Как я позднее выяснил (из
толстенной книги «То, что может убить тебя в Австралии», том 19) медузы этого
типа известны миру под именем Португальский кораблик. Я покосился на
проплывающую мимо меня медузу. Выглядела она не впечатляюще, напоминая голубой
презерватив с усиками.
- А они опасны? - спросил я.
Перед тем как Деридре успеет
ответить мне - беззащитному, практически голому, дрожащему и ободранному о
морское дно, полу-утопленному, я приведу пример отрывка из воображаемой мной
статьи, которую Деридре написала бы для воскресного журнала Геральд:
«Пока фотограф был занят съемкой, подводное течение
относило Брайсона с его буги-бордом на 40 метров ниже пляжа. Подводное течение
движется с юга на север, в то время как, надводное течение идет с севера на юг.
Но Брайсон об этом не знал. Он не читал предупрепреждения* на берегу. Не знает
он и о голубых стекляшках, которых океан гонит в его направлении. Теперь они всего
лишь в метре от него. А затем отек и ожог и двадцатиминутная конвульсия. Если
ему повезет, то он останется всего лишь со шрамом на всю жизнь».
* Автор намеренно включил это предложение, чтобы
показать, что Брайсон был без очков и доверил всего себя своим сопровождающим.
Кроме того, он вел постоянное наблюдение на предмет акул.
- Опасны? Нет, - ответила
Деридре, пока мы смотрели на голубую стекляшку, и добавила: Но не прикасайся к
ней.
- Почему?
- Это может вызвать дискомфорт.
Я посмотрел на нее с интересом,
граничащим с восхищением. Долгая поездка на автобусе вызывает дискомфорт. Это
неудобно. Сидеть на деревянной скамейке – неудобно. Говорить с конфетой за
щекой – неудобно. Ожог Португальского кораблика – даже мы в Айове знаем про это
– вызывает конвульсию. Мне кажется, что австралийцы настолько окружены
опасностью со всех сторон, что они изобрели свою собственную терминологию,
чтобы иметь с ней дело.
- Смотри, тут еще одна, -
сказал Глен.
Мы пронаблюдали за еще одной,
проплывшей мимо нас.
- Иногда их приносят волны, -
сказала Деридре и добавила:
- Может, нам лучше выйти из
воды.
Мне не нужно было повторять
дважды.
Дейридре считала, что есть еще
один аспект, с которым мне необходимо познакомиться, чтобы иметь представление
об Австралии и ее культуре. Таким образом, полуденное солнце сменилось легкими
сумерками, а мы ехали сквозь разросшиеся ораины западного Сиднея, мерцающие
отсветами окон, по направлению к Голубым Горам в местечко, называемое Пенрис.
Приехали мы к огромному, сияещему новизной зданию, окруженному еще более
огромной и переполненной парковочной площадкой. Светящаяся вывеска гласила: «
Мир развлечений Пантер из Пенриса». Глен пояснил, что «Пантеры» - это название
клуба регби.
Австралия – это страна клубов:
спортивные клубы, клубы рабочих, клубы лиги работников обслуживания, клубы,
относящиеся к различным политическим партиям. Каждый клуб условно, а временами
и весьма активно, представляет интересы определенного сегмента общества. Но на
самом деле они существуют лишь для того, чтобы аккумулировать огромные суммы
денег на выпивку и азартные игры.
В газете я прочитал, что
австралийцы занимают первое место в мире по количеству игроков в
азартные игры. Один из самых ошеломляющих статистических отчетов,
который мне довелось видеть, гласил, что в Австралии, население которой
составляет менее одного процента земного населения, находится двадцать
процентов всех игровых автоматов мира. За этими автоматами австралийцы ежегодно
просаживают 11 миллиардов австралийских долларов, или две тысячи австралийских
долларов на человека. До того как я посетл «Мир развлечений», я не имел ни
малейшего представления о заманчивом мире порочного азарта. Это было огромное,
светящееся огнями, невероятно хорошо оборудованное помещение. Клубы в Австралии
– ошеломляющих размеров. Только в клубах в Южном Уэйлсе работают шестьдесят
пять тысяч человек, что намного больше, чем в какой-либо другой отрасли. Это
невероятно популярный бизнес, и опорой его являются так называемые безрукие
бандиты.
Я думал, что нам придется
просить и договариваться, чтобы нас пустили в клуб. Все таки клуб есть клуб. Но
позже я понял, что австралийские клубы предоставляют членство немедленно и
любому пожелавшему разделить прелести игры с одноруким бандитом. Всего то
нужно: внести свое имя в книгу временного членства на входе, и пожалуйста –
заходи, кто хочет.
Человек с бейджиком
исполнительного директора по имени Петр Хаттон добродушно и жизнерадостно
оглядывал толпу. Как и все австралийцы, он был открыт и готов к общению. От него
я узнал, что в этот клуб входит шестьдесят тысяч человек, а в горячие дни,
например, в предновогоднюю ночь, у них собирается одновременно двадцать тысяч
человек. В тот вечер, когда мы были в клубе, там предположительно находилось
две тысячи человек. В клубе также находится бесчисленное количество баров и
ресторанов, спортивные залы, детские площадки, ночные клубы и театры. В
настоящее время планируется пристроить кинотеатр на тринадцать залов и детский
сад, рассчитанный на четыреста детей и грудничков.
- Ничего себе! Это самый
большой клуб в Сиднее? - спросил я.
- Самый большой в Южном
Полушарии, - сказал с гордостью мистер Хаттон.
Мы прогуливались по бескрайнему
залу с автоматами, мигающими огнями. Автоматы стояли ровными рядами, и
практически перед каждым можно было заметить игрока, настоичиво скармливающего
автомату монетки. Игровые автоматы были самые обычные, но с огромным
количеством светящихся кнопок, которые дают выбор: придерживаться определенной
линии, удвоить ставки, забрать часть выигранных денег, и бог знает что еще. Я
пронаблюдал за игрой нескольких человек на расстоянии, но так и не смог понять сути
происходящего, за исключением того, что все они скармливали монетки и выглядили
мрачно. Похоже, что Деридре и Глен также были не особо знакомы с одноруким
бандитом. Мы скормили автомату двухдолларовую монету просто для того, чтобы
увидеть что произойдет, и тут же получили неожиданный выигрыш – семнадцать
долларов. Это бесконечно обрадовало нас.
В гостиницу я вернулся с
ощущением ребёнка, весь день проведшего на городской ярмарке – усталый, но
счастливый. Я пережил опасности океана, был в роскошном клубе, помог выиграть
пятнадцать долларов и подружился с прекрасными людьми. Я не стал ни на иоту
ближе к ощущению, что я повидал Сидней, но оставим это на будущее. Теперь мне
оставалась одна ночь до моего путешествия на поезде.
[2] Эрол Флин – голливудская звезда австралийского происхождения.1930-40 годах
был секс-символом, а имя его стало нарицательным. Сравнить кого-то с Флином
означало, подчеркнуть неимоверную популярность у женщин.
[3] Саентология – это религиозно-филосовское учение, созданное американским
писателем фантастом Роном Хаббардом. Целью учения является улучшение
человеческих способностей и повышение духовного сознания. Конкретно это
проявляется в ориентированности на успех. Саентология часто подвергается
критике как чисто комерческое предприятие, плохо влияющее на организм человека
и его психику.
[5]Аум
Синрикё – неорелигиозная организация, основанная в Японии. Название
приблизительно переводится как учение об истине. После того как организация
провела зариновую атаку в токийском метро, она признана террористической в США,
странах Евросоюза и других странах.
[7] Руперт Мердок – бизнесмен и медиамангат австралийского происхождения, с
1984 года являющийся гражданином США. Владелец второй самой большой в мире
новостной корпорацией. Его корпорация владеет 800 компаниями в 50 странах мира.
В своих политических взглядах Мердок является консерватором и на своих
новостных каналах пытается предоставить альтернативу «повсеместно насаждаемым
либеральным ценностям».
